Архив журнала

Аннотация: Наряду с утопической ориентацией у Платонова существует подспудное меланхолическое начало, которое выражается словом тоска. Семантический объем этого ключевого слова русской культуры у Платонова гораздо шире, чем в литературной традиции, в особенности в литературе эпохи романтизма. Несмотря на то, что романтическое понимание тоски сильно отличается от платоновской мысли, сопоставление двух концепций может пролить новый свет на творчество Платонова. Базисом сравнительного рассмотрения может служить сюжет путешествия, который лежит в основе как разных произведений романтизма, так и платоновского романа «Чевенгур». Отчужденный от общества романтический герой отличается своей «асоциальной» натурой. Его тоска является выражением индивидуального настроения, в то время как у Платонова слово тоска нередко включает выраженно «просоциальное» значение и установку на коллективное будущее. Так, например, в «Чевенгуре» выдающуюся роль играет «тоска по концу истории». В разных текстах Платонова начала 1920-х гг. мы встречаем выражение «тоска по невозможному», которое, без сомнения, восходит к «Эросу невозможного» символиста Вячеслава Иванова. Поскольку Иванов противопоставляет стремление к «невозможному» романтической «тоске по несбыточному», Платонову было нетрудно присоединиться к этой критике романтической тоски. «Тоска по невозможному» употребляется им в течение нескольких лет в связи с идеей преображения вселенной. После крушения чевенгурской утопии, однако, «надежда на будущее» уступает «тоске по прошедшему времени».